ПБЭ/ВТ/Археология

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Археология
Православная богословская энциклопедия
Словник: Археология — Бюхнер. Источник: т. 2: Археология — Бюхнер, стлб. 1—23 ( скан · индекс )

[1-2]

Археология.

АРХЕОЛОГИЯ — наука о древностях. Впервые это слово употреблено Платоном, который разумеет под Археологией историю прошедших времен. В этом же смысле употребляет данный термин Дионисий Галикарнасский и по его примеру иудейский историк Иосиф Флавий, озаглавивший свою историю народа еврейского «Ἰουδαική ἈΡχαιολογία», что обыкновенно переводится у нас: «Древности Иудейские». У римлян термину ἈΡχαιολογία соответствовало слово Antiquitates. Для обозначения древней истории им пользуется Цицерон, Плиний, им же озаглавливает Теренций Варрон свое сочинение «О человеческих и божественных вещах». Из христианских писателей термин Antiquitates употребляют в том же значении бл. Августин — «О граде Бож.» 6, 3 и бл. Иероним — «Против Иовин.». С XVI в. оба выражения принимают более определенное значение, употребляются для обозначения жизни и состояния прошедших времен, в противоположность истории, которая изучает деяния прошлого. Но еще и теперь ни в иностранной, ни в русской литературе не выработано одного, строго научного, определения Археологии. Главною причиною этого является отсутствие единства во взглядах на ее предмет, задачи и метод. Так, по мнению некоторых, напр.‚ графа Уварова и проф. Н. В. Покровского («Новейшие воззрения на предмет и задачи Археологии» стр. 26. Сборник Археолог. Института, кн. 4), предмет А. совпадает с предметом истории, так как обе изучают остатки древнего быта. Другие же настолько суживают объем Арх.‚ что на ее долю остается изучение или одних религиозно-художественных памятников, или же церковной обрядности. Далее, одни держатся того мнения, что Арх. должна исследовать только памятники вещественные, другие присоединяют к ним и памятники письменные. Разногласие во взглядах на предмет Арх. усиливается, наконец, еще тем обстоятельством, что ученые не могут прийти к соглашению по вопросу, какой период времени она обнимает, что следует разуметь под древностью, памятники которой она изучает. Так, Августи замечает, «что древнее и средневековое время можно было бы соединить под общим понятием — древность». Следовательно, границею древности он считает век [3-4] реформации. Розенкранц и Пипер, наоборот, отдвигают границу до настоящего времени, Вальх ограничивается тремя первыми веками нашей эры, Бингам и Рейвальд считают границею смерть Григория Великого (604 г.). Росси, Гаруччи, Ле-Блан и Мартиньи разумеют под христианскою древностью то время, когда христианство находилось под влиянием и в пределах греко-римской культуры. Но так как, напр., в Галлии античная культура действовала на целое столетие дольше, чем в Италии, то и при подобном взгляде происходит значительная разница во времени. В силу этого Росси оканчивает свое собрание надписей VII в., а Ле-Блан — VIII. По мнению Крауса, 604 г. представляет настоящую границу, а захватывать средние века и даже новое время значит смешивать древность со стариной. Поэтому под христианскою Арх. он разумеет всестороннее изучение христианской жизни в пределах античной культуры. Так же разнообразны взгляды на задачи Арх. В русской литературе они были высказаны в первый раз И. Е. Забелиным в статье «Об основных задачах Арх.». По его словам, все остатки древнего быта являются созданием двоякого рода творческой силы человека: творчества единичного, зависящего от воли каждого человека, и творчества родового, бессознательного, принадлежащего всему народу и от него зависимого. Творчество родовое составляет область истории, а единичное предмет Арх. Совершенно иного воззрения держится Н. В. Покровский. По его мнению, центр тяжести Арх. составляют родовые явления, хотя этим самым не исключаются из круга ее ведения и явления индивидуального свойства. И что касается первых, то задача Арх. заключается не только в наблюдении их, но и в определении их генезиса. «Задача Арх., говорит он, должна заключаться в определении типов и указании исторического генезиса, но отнюдь не в разборе мелочей индивидуального характера и произвольных» (Ibid. стр. 24). «Недостаточно, замечает он в пояснение своих слов, указать, что изображение символов доброго Пастыря и рыбы, было известно христианам в II—III вв. Обязанность археолога состоит в том, чтобы определить, откуда возникли эти символы, какие исторические обстоятельства вызвали их к жизни и чем обусловливалась их форма» (стр. 23). Таким обр., термин Арх. со времен Платона понимался и понимается различно; предмет, задача и метод ее до сих пор не определены; Арх. можно рассматривать как совокупность разнообразнейших сведений о древних памятниках. В богословском отношении Археология распадается на два самостоятельных отдела, именно — 1) Археологию Библейскую и 2) Археологию Церковную или Христианскую.

I. АРХЕОЛОГИЯ БИБЛЕЙСКАЯ — наука о библейских древностях и, как таковая, составляет важную часть древне-восточной археологии вообще. Предметом ее, как науки, служит исследование всех разнообразных проявлений жизни библейского (т. е. древнееврейского) народа, как они отразились в его священных книгах (Библии), гражданской литературе и вещественных памятниках его старины. Но хотя источник и предмет библейской археологии определяются уже самим ее названием, однако относительно ее объема еще не установилось определенного взгляда и разные исследователи то расширяют, то суживают его. В первом случае в круг библейской археологии вводится исследование древностей не только собственно древнееврейского народа, но и тех народов, с которыми евреи приходили в историческое соприкосновение, как египтян, ассиро-вавилонян, персов и друг. (как наприм. в «Протоколах англ. Общества Библейской Археологии», у Гезениуса, Де-Ветте и др.). Но правильнее ограничивать предмет Б. А. только древностями еврейского народа, как отдельной исторической единицы, занимавшей определенное [5-6] положение в истории, жившей своей особой культурной жизнью и находившейся в определенных отношениях к окружающим народам, так что исследование древностей других упоминаемых в Библии народов может входить в нее лишь настолько, насколько оно может служить к пояснению древностей собственно библейского народа. Мнения исследователей расходятся и относительно объема древностей собственно еврейского народа, и одни (по преимуществу древние, как И. Флавий) относят к ним и историю, а другие (новейшие, как Ян) географию, и не только политическую, но и физическую. Но такой взгляд опять вводит в круг библейской археологии посторонние для нее элементы, хотя конечно история и география имеют для нее важное вспомогательное значение. Таким образом в круг библейской археологии, в тесном и точном смысле входит исследование особенностей религиозной, семейной, общественно-государственной и вообще культурной жизни древнееврейского народа, причем ее задача состоит не только в подробном изложении проявлений зтих сторон его жизни, но и в определении общего миросозерцания, на котором основывалась вся его многовековая жизнь. По своему положению в истории древнего мира, древнееврейский народ представлял исключительное и весьма своеобразное явление. Его историческая миссия носит строго религиозный характер и в этом отношении он оказал на историческую судьбу человечества влияние, пред которым бледнеет культурное влияние всех других народов древности. Вот почему и главный нерв его жизни составляет именно его религиозное миросозерцание, без знакомства с которым нельзя понять и самых древностей этого своеобразного народа.

Сущность религии древнееврейского народа составлял строгий монотеизм, поддерживавшийся с неуклонною настойчивостью и знтузиазмом в течение всей его исторической жизни. Признаваемый в ней единый Бог, конечно, разнообразился в прилагаемых к нему аттрибутах и понимался, смотря по тем или другим историческим влияниям, то как Элогим — в смысле творческой силы, то как Иегова — в смысле более личного существа, то как Адонаи — в смысле владычества в мире и т. д., но под этими разными именами разумеется всегда один и тот же Бог, открывавшийся родоначальникам или так называемым патриархам народа. Этот Бог имел соответственный культ, состоявший в принесении ему жертв в особых священных местах, и возвышенность самого понятия о Боге нашла себе выражение в том, что древнееврейский культ исключал человеческие жертвы, столь распространенные у древних народов, как нечто жестокое и богопротивное. Местами богослужения в древнее время служили по преимуществу сделанные из камней жертвенники или алтари, на которых жертва, при отсутствии особого священнического сословия, приносилась самостоятельно каждым отцом семейства или патриархом. Впоследствии, именно по выходе из Египта, с целью упорядочения культа была построена особая скиния, род переносного храма, в котором заключены были величайшие святыни народа, и в нем жертвы и обряды совершались уже особым классом священников с первосвященниками во главе. Эта подвижная скиния позже, именно при царе Соломоне, заменена была величественным храмом в Иерусалиме, представлявшим собою высшее выражение архитектурного искусства народа, впрочем в сильной степени воспользовавшегося при этом современным зодчеством финикиян. Храм иерусалимский сделался с того времени центром не только религиозной, но и общественно-политической жизни народа. В нем совершались годовые праздники, как, напр., пасха, пятидесятница и праздник кущей; для празднования их народ стекался со всех концов страны, даже и во время своего политического разъединения после Соломона. Строгая возвышенность монотеизма [7-8] часто оказывалась слишком превосходящею заурядную степень религиозного сознания народа и в нем постоянно замечалась наклонность к более осязательному культу идолопоклонства с его чувственно-обольстительными формами, в которых оно проявлялось у соседних народов, или по крайней мере наклонность к бездушной обрядности‚ развивавшейся на счет истинного духа религии. Но монотеизм нашел себе непроклонных и неумолимых ревнителей в лице пророков, которые составляли особый класс духовно-просвещенных людей, высоко державших знамя истинного и строгого единобожие и беспощадно каравших всякое уклонение от него в грубое ли идолопоклонство, или в бездушное обрядничество. Эти же пророки были лучшими выразителями религиозно-нравственного самосознания и исторического назначения «избранного» народа и непрестанно проповедовали идею, что настанет время, когда разрешатся все испытываемые человечеством противоречия и невзгоды во внутренней и внешней жизни, как результаты первородного греха, и придет всеобщее избавление, как осуществление всех лучших чаяний человечества.

Религиозное миросозерцание, как основной принцип библейского народа, оказывал существенное влияние на все формы его жизни. В семейном отношении оно сказалось в строгом осуществлении нравственных начал брачной жизни. Поддерживалась строгая моногамия, имевшая свое основание в самой истории происхождения брачной жизни от сочетания одного мужа с одною женою, а также и в том высоком положении женщины, которое она занимала в древнееврейском народе по отношению к мужчине: для него она отнюдь не была безответною рабыней, а равноправным, самостоятельным существом, имевшим значение равноправной помощницы мужу. Конечно, этот возвышенный взгляд в действительности проводился не особенно строго и даже среди патриархов мы встречаем случай двоеженства, а впоследствии и не мало случаев многоженства (особенно у царей Давида и Соломона); но это были уже уклонения от нормы, каковыми и признавало их всегда народное сознание. Многоженство среди евреев развивалось, главным образом, из своеобразного явления — наложничества, состоявшего в том, что муж рядом с одной законной женой имел одну или несколько побочных «наложниц», занимавших несамостоятельное положение служанок при доме. Причина этого явления лежала в желании, в случае бесплодия законной жены, иметь потомство хотя бы чрез посредство побочных связей, и это желание считалось настолько законным и святым, что наложничеству содействовали сами жены, как это мы видим из истории Авраама и Иакова, подавлявшие в себе даже естественное и законное чувство супружеской ревности. — В заключении брака существовали известные ограничения, в силу которых брачные связи запрещались в близких степенях родства, и в этом отношении нравственное сознание древнееврейского народа было чрезвычайно чутко и полно того horror naturalis, который связывается с подобными отношениями, и выгодно отличалось от сознания других, окружающих языческих народов. Последние, как известно, в том числе и египтяне, не знали в этом отношении никаких нравственно-мотивированных норм (среди них был обычным явлением даже брак с родною сестрой, что было «мерзостью» для нравственного сознания евреев). Запрещались также брачные связи с хананеянами, как идолопоклонниками. Брак заключался весьма просто, без всяких особых церемоний. Требовалось только согласие родителей и самой невесты, которым давались при этом различные ценные подарки, и самое венчание, если так можно выразиться, состояло лишь в молитвенном благословении и благопожелании брачующимся со стороны родителей — благоденствовать и множиться (Быт. 24, 60). Впоследствии введены были особые формальные брачные [9-10] договоры, обусловливающие права и обязанности супругов. Раз заключенный союз считался священным и прелюбодеяние наказывалось смертью. Впрочем, развод был сравнительно легким и обычным делом. Для этого муж должен был дать своей жене разводное письмо и отослать ее из своего дома. В предупреждение произвола и распущенности, однако, существовали разные ограничения и формальности, имевшие своею целью внушить супругам всю важность совершаемого ими шага (Втор. 24, 1—4). Разведенные при известных условиях могли заключать новые брачные связи. В случае, если муж умирал, не оставив после себя сыновей, то брат его или деверь должен был жениться на его вдове с целью «восстановить семя своему умершему брату» (Втор. 25, 5—10). Этот закон деверства распространял свое действие и на ближайших родственников, как это видно из истории Руфи. Брак считался истинно несчастным, когда он оказывался бездетным, и бездетство с особенною тяжестью ложилось на женщину, для которой это было источником невыносимого позора и поношения, и многие еврейские женщины с надрывающей сердце тоской молились о снятии с них такого поношения (Ревекка, Анна, Елисавета и другие). Дети считались великим даром Божиим и этим определялось их положение в семействе и обществе. Дети у евреев отнюдь не были бесправною собственностью родителей, как это было особенно у римлян, где отец семейства располагал их жизнью и смертью; за ними признавались известные права личности и родители не имели права произвольно распоряжаться распределением своей собственности детям и должны были подчиняться известным установлениям бытового и писанного закона (Второз. 21, 15—17). Все права домохозяйства после смерти отца обыкновенно переходили к «старшему перворожденному» сыну, и отсюда право первородства ценилось высоко, так что из-за получения его случались иногда домашние распри между братьями (история Иакова и Исава). При делении наследства принимались во внимание и дочери, которые, при отсутствии сыновей, становились самостоятельными и полными наследницами родительского имущества (Числ. 27, 8) и для продолжения рода и имени отца вступали в брак с мужчинами отцовского племени. Такой взгляд на дочерей обусловливался общим воззрением на женщину, как на равноправное с мужчиной существо, и еврейские женщины вполне оправдывали такой взгляд. История сохранила имена многих женщин, которым народ много обязан был в своей политической жизни (напр. Мариам, Девора, доблестная избавительница народа от чужеземного ига, Иудифь, Есфирь и др., имена которых, как звезды первой величины, блистают на фоне его многовековой исторической жизни). К дому или семейству причислялись также слуги или домочадцы, приобретавшиеся или чрез покупку, пленение, или чрез естественное размножение и составлявшие собственность главы семейства. Слуги не были бесправными рабами в собственном смысле этого слова, пользовались защитой закона, дававшего им даже свободу в случае жестокого обращения господина (Исх. 21, 20, 26, 27), и часто находились в весьма доверенных отношениях к господину, от которого, в случае его бездетства, могли надеяться на получение полного наследства. — Семейства слагались в более крупные общества или родовые единицы — племена и так называемые колена. Последних обыкновенно считается двенадцать — по числу родоначальников народа, двенадцати сыновей Иакова (хотя от Иосифа чрез двух его сыновей Ефрема и Манассию произошло два колена). Эти колена при поселении народа в Палестине послужили основой его политической организации, по которой народ в сущности состоял из двенадцати самостоятельных республик, имевших полное внутреннее самоуправление и связывавшихся между собою лишь [11-12] единством религии и закона, естественными узами родства, интересом взаимопомощи и общностью пережитых ими исторических воспоминаний. Определяемая по своей принципиальной сущности, политическая организация евреев представляла собою так называемую теократию, т. е.‚ богоправление. Иосиф Флавий, впервые введший в употребление этот термин (С. Ар. 2, 17), понимал теократию в смысле особенной формы правления, в отличие от монархии, олигархии и демократии. Но в действительности она может быть понимаема лишь в смысле общего принципа, дававшего лишь общую норму для общественно-государственной жизни, — норму, сообразуясь с которой, народ имел полную свободу развития и мог вырабатывать в себе, смотря по своим потребностям, историческим обстоятельствам и условиям, все и всякие частные формы общественно-государственной жизни, под тем лишь непременным условием, чтобы при всякой форме правления верховным главою и царем народа считался Иегова, божественный закон которого должен был иметь безусловно-определяющее значение для всех отношений жизни. Поэтому мы видим, как в истории еврейского народа постепенно сменялось несколько форм правления. Во время странствования в пустыне и при завоевании Палестины во главе народа стояли как бы военные диктаторы (Моисей и Иисус Навин); затем в течение нескольких сот лет выступали случайные вожди и судьи (в период судей) и, наконец, по требованию исторических обстоятельств, учреждена была монархия. Все эти формы правления одинаково были совместимы с «теократией», только бы управители действовали по указанию закона и частных проявлений воли верховного царя народа — Иеговы. Из частных форм государственно-общественной жизни можно отметить факт широкого развития политического представительства, по которому важнейшие дела в государстве решались при посредстве правильно организованных собраний. Таких собраний было два, из которых одно представляло собою нечто вроде постоянного сената и состояло из представителей колен и племен (12 + 58 = 70), а другое всенародное, состоявшее из представителей всех, более мелких общественных единиц и созывавшееся лишь по особым, чрезвычайным случаям. Это представительство с учреждением монархии естественно должно было потерпеть некоторое ограничение, но никогда не теряло своего значения совсем, в течение всей исторической жизни народа.

Представители общего и местного управления (старейшины) вместе с тем были и носителями судебной власти. Древние евреи отличались высокоразвитым чувством судебной справедливости и к этой именно области народное сознание относило высшее проявление мудрости своего мудрейшего царя Соломона. Судопроизводство происходило открыто и устно, причем средствами доказательства служили свидетельство и клятва. Многие преступления, как богохульство, идолопоклонство, убийство, прелюбодеяние и другие, наказывались смертию, причем обычною казнью было побиение камнями, обезглавление и повешение (впоследствии введено было чрез посредство римлян и распятие). Другими наказаниями за меньшие преступления были — телесное бичевание и денежный штраф (за воровство напр.), причем вор должен был возмещать украденное в четыре и более раз против его стоимости, а в случае несостоятельности делался рабом потерпевшего. В общем в основе суда лежал принцип равномерного возмездия («око за око, зуб за зуб»), (Исх. 21, 24).

В международных отношениях древние евреи, по самому своему положению, должны были отличаться известною исключительностью и отчуждением, так как всякое соприкосновение с чужеземцами могло пагубно влиять на чистоту ревниво оберегавшегося законом монотеизма. Вследствие этого евреи вели частые и беспощадные войны с окружающими [13-14] идолопоклонническими народами и при завоевании Палестины, в силу обычного военного права древности, беспощадно «предавали острию меча» не только способных носить оружие мужчин, но и женщин и детей. Тем не менее эта исключительность отнюдь не устраняла возможности международных сношений на почве мирной культуры, и евреи свободно пользовались лучшими произведениями культуры окружающих народов, и даже высшее их национальное святилище — храм был плодом архитектурного искусства их соседей финикиян.

Что касается материальной культуры, то в этом отношении древнееврейский народ не выработал никакого самостоятельного типа и находился под влиянием тех более его культурных народов, с которыми ему приходилось входить в соприкосновение на различных стадиях его исторической жизни.

Родоначальник народа Авраам, как переселенец из Месопотамии, прибыл в Палестину с готовой месопотамской культурой, какая существовала с незапамятных времен, особенно в Халдее. В самой Палестине ему пришлось встретиться также уже со сложившейся культурой ханаанских племен, особенно хетов или хеттеев — этого сильного и влиятельного племени, историческое существование которого открыто только в самое недавнее время и теперь составляет предмет многочисленных и старательных исследований. Затем, во время пребывания в Египте, евреи неизбежно поддались могучей и богатой культуре страны фараонов, оказавшей весьма заметное влияние на многие стороны в жизни народа. По исходе из Египта, он нашел в Палестине опять готовую, уже высокоразвитую культуру, которой также воспользовался в значительной степени; наконец, в последующей его исторической судьбе существенное влияние на него оказывали ассиро-вавилоняне, греки и римляне, так что в этом отношении древнееврейская культура представляет лишь ряд исторических наслоений на общей основе семитического культурного типа. Вот почему можно ограничиться лишь самыми общими чертами в изложении его вещественной культуры, поскольку она выступает в литературных и вещественных памятниках библейской старины.

В эпоху патриархов евреи выступают как кочевое племя, обладающее значительными стадами и передвигающееся с места на место; но уже из истории Исаака известно, что он занимался земледелием (Быт. 26, 12). В Египте главным занятием евреев, по-видимому, было также скотоводство, но с поселением в Палестине земледелие сделалось главным источником существования народа и на нем обоснован был весь склад его социально-экономической жизни. По завоевании Палестины все земли были разделены между народом по участкам и выработана была строгая и стройная система поземельной собственности, имевшая своею целью предоставлять каждому семейству или дому постоянный источник благосостояния. В предупреждение обезземеливания отдельных лиц и сосредоточения поземельной собственности в немногих руках закон полагал в основу национальной экономии теократический принцип, по которому владельцем земли собственно считался Иегова (Лев. 25, 23), а наличные владетели были лишь второстепенными собственниками по праву дарственности или аренды вследствие чего они не могли продавать предоставленную им землю навсегда, а только на известные сроки, так что в определенные периоды (юбилейные годы, наступавшие чрез каждые 50 лет) все проданные земли бесплатно возвращались их прежним владельцам (Лев. 25, 8—11). Из последующей истории известно, что этот закон часто не соблюдался, и потому, как и в других странах, образовывалась крупная поземельная собственность в ущерб мелким землевладельцам, но самый факт существования такого закона показывает в нем тенденцию создать оплот [15-16] против развития величайшего экономического зла, столь много содействовавшего крушению древнего мира. Рядом с земледелием существовали разные ремесла и, так сказать, ремесленные искусства, знание которых обнаружилось уже при построении скинии и ее принадлежностей в пустыне, хотя эти ремесленные искусства носили на себе весьма заметное влияние Египта, а впоследствии финикиян. Особенностью евреев в этом отношении было то, что в то время, как напр. у греков и особенно римлян ремесло считалось занятием презренным, делом рабов, евреи относились к нему как к весьма почтенному занятию и считали своим долгом обучать ему своих детей. Торговля была развита слабо и в этом отношении евреи решительно уступали своим соседям финикиянам. Основной денежной единицей был сикль, соответствовавший определенному весу кусков золота и серебра и потому равнявшийся, если он был серебряный, приблизительно 80 к., и 12 р. 50 к., если он был золотой. Благородные металлы в обилии шли на разнообразные украшения, и особенно принадлежностей скинии и храма, где многие предметы были сделаны из чистого золота и серебра. Художественные искусства у евреев не процветали, особенно пластические, не находившие себе применения в силу запрещения законом всяких изображений (из опасения идолопоклонства). Сравнительно более развиты были архитектура, высшим выражением которой был храм иерусалимский (хотя построенный с помощью финикиян), и затем музыка, и поэзия. Музыка вокальная и инструментальная находила широкое применение при богослужении, и история сохранила несколько знаменитых имен «начальников хора» (Асафа, Емана и Идифума), великим поощрителем которых был царственный певец и музыкант Давид. В лице его еврейская поэзия достигла своего высшего процветания и его знаменитые псалмы восхищают миллионы сердец и до настоящего времени. — Древнееврейский яз. принадлежит к обширной семье семитических языков и находился в ближайшем родстве с финикийским, моавитским, ассирийским, арабским и др. языками. За VI веков до Р. Х. он под влиянием вавилонян подвергся существенному изменению и превратился в так называемым арамейский или сиро-халдейский, который и был народным наречием во времена Христа. Письменность у евреев встречается уже в весьма отдаленное время и происхождение ее не достаточно ясно, хотя алфавит находится в близком соотношении с финикийским. Древнейшие образцы этой письменности мы имеем на моавитском камне (от IX века) и в открытой недавно в Иерусалиме так называемой «Силоамской надписи», относящейся ко времени Соломона (по другим — ко времени Езекии, кон. VIII века). Язык обеих надписей тот самый, на котором написаны древнейшие книги Библии, и по ним, следовательно, можно судить и о самом письме, которым пользовались священные писатели. Особенность древнееврейского письма заключалась в том, что в нем не было гласных и писались только согласные, и только уже, когда язык сделался мертвым, еврейские ученые, так назыв. масореты, изобрели особые значки для выражения гласных, употребляющиеся и доныне.

Литература Библейской Археологии весьма обширна, так что из нее здесь могут быть указаны лишь самые выдающиеся произведения. Кроме Библии, как главнейшего источника, важное значение имеют сочинения Иосифа Флавия, этого, так сказать, отца библейской археологии, в своих «Иудейских древностях», «Иудейской войне» и «Против Апиона» собравшего массу археологического и исторического материала из жизни иудейского народа; затем сочинения Филона‚ хотя уже страдающие весьма заметною односторонностью‚ и Талмуд, насколько в нем изображены следы древнеиудейской жизни, особенно с ее обрядовой, бытовой и юридической сторон. Отдельные черты можно встретить у разных классических писателей, как Геродота‚ Страбона, Плиния, Тацита, хотя они вообще относились к иудейскому народу с крайним пренебрежением, а также в многочисленных «Путешествиях» или хождениях в Св. Землю» от IV века до нашего времени. [17-18] Затем, собственно-научная обработка библейской археологии началась с XVI в. (Sigonii, De Republica Hebraeorum, Франкф.‚ 1585), получила значительное развитие в XVII (напр. Spenser, De leg. Hebr., 1685) и стала на твердую почву со 2-ой половины XVIII века, когда в быстрой последовательности начали появляться законченные курсы, обнимавшие весь круг библейско-археологического материала в его научной систематической обработке. Из этого рода сочинений можно указать: Jahn, «Biblische Archäologie», 5 томов, 1796—1805; Rosenmüller, «Handbuch der biblischen Alterthumskunde» (4 том. 1823—1831); De-Wette, «Lehrbuch der hebr. — jud. Archäologie», 1814; Keïl, Handbuch d. hebr. Archäologie (1858‚ перев. на русский язык) и многие другие. Отдельные предметы обстоятельно рассматриваются в известных библейских словарях Винера, Смита, Рима, Вигуру (нач. выходить с 1891 года), «Реальной Энциклопедии» Герцога и мн. друг. Драгоценный материал можно найти также в таких изданиях, как: Records of the Past (с 1873 г.)‚ Transactions of the Society of Biblical Archäology (с 1872 г.) и др. В русской литературе можно встретить отдельные статьи в разных духовных журналах, а также несколько специальных исследований отдельных областей библейской археологии, среди которых можно упомянуть сочинения: А. Олесницкого, «Святая Земля» (Киев, 1875—79, 2 т.), его же обширное исследование о «Ветхозав. храме Иерусалимском» (изд. Палест. общест.‚ 1889.); А. Лопухина, «Законодательство Моисея» (1882 г.) и др. Опыт систематического изложения библейских древностей сделан в «Библейской археологии» арх. Иеронима (Спб. 1883 и 1884), но этот широко задуманный труд за смертью автора остался неоконченным. Обильный материал доставляют, наконец, «Сообщения Импер. Палестинского Общества», которое не щадит средств на весьма ценные в библейско-археологическом и историко-литературном отношении издания.

II. АРХЕОЛОГИЯ ЦЕРКОВНАЯ или Христианская. Научная разработка христианской археологии началась с XVI в. Этот век в области науки и искусства представляет период возрождения, а в области религии — период развития протестантства. Возникшее в это время тяготение к античным формам искусства, сопровождавшееся крайним пренебрежением к современному церковному искусству, требовало его возрождения на началах антики; протестантство же возбудило с своей стороны протест против всех форм церковной жизни, поддерживаемых церковным преданием. Эти-то протесты вызвали на поприще ученой деятельности защитников церковной старины; началась оживленная полемика и вызвала к жизни весьма значительные ученые труды, посвященные изучению устройства, обрядов и обычаев древнехристианской церкви. Первым по времени произведением этого рода являются протестантские Магдебургские центурии (1559—74 г.)‚ заключающие в себе, между прочим, богатый отдел церковных обычаев, устройства и управления церкви. За ними следуют труды Валтасара Бебеля, Квенштедта, Далея, Спангемия, посвященные изучению отдельных сторон древнецерковной жизни и в частности вопросам о таинствах и почитании икон. Не чуждые тенденциозности и полемического задора, они во многом уступают беспристрастным и строго научным «Древностям христианской церкви» (1708—22) Иосифа Бингама. Но и он, подобно своим предшественникам, совсем не касается вещественных памятников. Этот существенный недостаток восполняют до некоторой степени «Анналы» (1588—1607 г.) католика Цезаря Барония. В его духи работали Молан, Палеотти, иезуит Гретцер и другие ученые. Но первыми работниками на поприще археологии искусства являются Панвинио и Бозио. Тот и другой посвятили себя изучению катакомб и находимых в них памятников. Они положили начало научному исследованию памятников древнехристианского искусства, и по их следам пошла целая масса археологов. Наибольшею известностью пользуются Боттари, Марангони, Фабретти‚ Буонаротти, Больдетти. Так, в 1720 г. вышли «Исследования в кладбищах свв. мучеников и древних христиан в Риме» последнего; в 1716 г. им изданы с Буонаротти «Исследования над разными фрагментами и изображениями, найденными на римских кладбищах»; в 1740 г. — с Марангони «Acta S. Victorin». В тоже самое время Вазари издает [19-20] свою историю живописцев, а Монфокон, Мабильон, Мураторий, Ассеманий и Альбани приводят в известность письменные памятники христианской древности. В XVII в. особенный интерес к старине был вызван ученым итальянцем Чампини, предпринявшим исследование древнейших христианских церквей и мозаик. Но все эти труды носили частный и по преимуществу антикварный характер: они занимаются главным образом формою памятника и слишком мало обращают внимания на принципы, на историческую связь. И только в XVIII в., со времени Винкельмана, были положены первые начала истории искусства. За Винкельманом прибыл в Рим француз Д’Аженкур (1730—1814), чтобы заняться продолжением его работ. Пробыв здесь около 20 лет, он составил историю христианского искусства древнего и средневекового, изданную после его смерти. От того же XVIII в. сохранились менее ценные труды итальянцев — Бианхини, Мамахи, Сельваджио, Пелличиа, Талеотимо и немцев — Вальха, Баумгартена, Землера, Гауга и др. В XIX в. дело изучения христианского искусства принимает весьма широкие размеры. В Италии наиболее видными его представителями являются иезуит Марки, изучивший катакомбы св. Агнессы и издавший в 1844 г. первый том своего соч. «Монументы первобытного христианского искусства», его ученик Джиовани Баттиста Де-Росси, и иезуит Гарруччи. Наибольшая слава в деле изучения христианского Рима принадлежит Де-Росси. Он вместе со своим братом посетил все известные до него катакомбы и исследовал много новых. Открытые им памятники древнехристианской жизни и изучение их превзошли все то, что до него было сделано. Наиболее знаменитые открытия сделаны им в катакомбах Каллиста, Домитиллы, Прискиллы и Претекстаты. В своем труде «Roma sotterranea cristiana» (1864—77) Росси предпринял методическое описание катакомб; своими «Inscriptiones urbis Romae chrisrianae» он положил прочное начало научному изданию надписей; его «Musaici christiani di Roma» представят со временем целую, подробную историю христианской мозаики в Риме; наконец, своими «Bulletino di archaeologia cristiana», выходящими периодически с 1863, он знакомит публику с текущими исследованиями и открытиями. В других местах Италии в последнее время трудились над изучением христианских древностей многие ученые исследователи — в Неаполе, — в Сицилии, — в Милане, — в Модене. Во Франции на поприще Ар. работали Ленорман, Аляр и Перре, труд которого «Les Catacombes de Rome» издан в 1851—55 г. французским правительством. Далее их пошел Тессье, посвятивший себя изучению архитектуры Византии, Армении, Грузии и внесший весьма ценный вклад в скудную литературу византийского искусства. Тому же самому вопросу посвящены исследования Куше — «Choix d’eglises byzantinas», Де-Вогюэ — «Architecture civile et religieuse de la Syrie», «Les Eglises de Terre-Sainte» и Бейэ — «L’Art byzantin». Из других французских археологов известны Дидрон, много работавший для христианской иконографии: в 1845 г. он издал так называемый иконописный подлинник под заглавием: «Manuel d’iconographie grecque et latine»; Ле-Блан, изучающий памятники Галлии; аббат Мартиньи, составивший целую энциклопедию христианских древностей в виде словаря; Ролле — «Les catacombes de Rome»; Лефор — «Etudes sur le monuments de la peinture chrétienne en Italie»; Груссе, Мюнц, Виолле ле-Дюк, реставрировавший стены Авиньона и написавший словарь для французской архитектуры и сочинение о русском искусстве; Пюльгер «Les anciennes Eglises byzant.», Комон, работавший по вопросам средневековой архитектуры и др. В начале XIX столетия выдающееся место среди немецких археологов занимал Августи. Его «Denkwürdigkeiten aus der christlichen [21-22] Arch.» (1817—31) и «Handbuch d. christ. Arch.» (1836 г.) долгое время считались классическими и не потеряли своего значения до сих пор. Большую важность имеют археологические труды Цестермана, Крайзера, Урлиха, Гюбша, Мессмера, посвященные вопросу о древних христианских церквах; берлинский профессор Куглер написал целую историю искусства, Любке составил историю архитектуры и пластики; Кваст обследовал Равенну, Зольценберг занимался изучением и изданием памятников византийского искусства — «Altchristliche Baudenkmäler von Constantinopel», а Унгер дал подробный и полный обзор их — «Die griechische Kunst im Mittelalter». Берлинский проф. Пипер написал «Mythologie der christlichen Kunst»‚ — выдвинул на первый план изучение мифологии и символики христианского искусства и своим трудом «Einleitung in die monumentale Theologie» положил начало монументальному богословию; Шульце исследовал неаполитанские катакомбы, а проф. Краус издал подробную энциклопедию христианских древностей, которая своею тщательностью превосходит другие издания этого рода. К числу тех же археологических трудов относится и многотомное сочинение Добберта «Repertorium für Kunstwissenchaft». В Англии известны своими трудами по христианской археологии Нортскотт, Смит и Кавальказелле, в Бельгии — Куссмакер и Уден.

В России научное занятие Археологией начинается с XIX ст. Первым по времени археологическим произведением является сочинение проф. харьковского университета Гавриила Успенского: «Опыт повествования о древностях русских» (1811 г). Только по какой-то странной случайности в состав этого опыта не вошли ни одною стороною вещественные памятники древности. В 1815 г. основано Общество русской истории и древностей. В 1829 Иродион Ветринский начал издание «Памятников древней христианской церкви», — перевод сочинения Бингама «Origines». Позднейшие археологические труды разделяются на две категории: 1) издание материалов и 2) научная их обработка. К первой принадлежат сочинения: а) по археологии византийских и русских храмов: Прохорова — «Христианские древности и археология»; Мартынова и Снегирева — «Русская Старина», «Описание Москвы», Макария — «Археологическое описание Новгорода»; Толстого — «Древние святыни Ростова»; Рихтера — «Памятники древнего русского зодчества»; Гримма — «Кавказ»; снимки Даля и Леонова в Академии Художеств; б) по иконографии: издание византийского иконописного подлинника Дидроном; древний русский подлинник, изданный в Сборнике Общества древне-русского искусства 1878 г.; лицевой подлинник гр. Строганова. Значительное количество иконографического материала издано также в трудах Московского и С.-Петербургского археологических обществ, в Вестнике Общества древнерусского искусства при московском публичном музее и Временнике Московского Общества истории и древностей. Ученою обработкой археологического материала занимались митрополит Евгений, Фундуклей, Закревский, Сементовский, протоиерей Лебединцев и проф. Лашкарев, изучавшие археологию киевских храмов, Гр. Уваров, Даль, гр. Строганов и Артлебен объяснили церковную архитектуру Владимиро-Суздаля, И. Е. Забелин и тот же гр. Строганов сделали попытку объяснения московских храмов (Русское искусство и архитектура в России от X до XVIII в.). По иконографии наиболее солидные труды принадлежат еписк. Порфирию, И. П. Сахарову, проф. Буслаеву, Филимонову и Кондакову. Проф. Голубинский сделал в своей «Истории Русской Церкви» попытку подвести итоги русской церковной археологии и дать строго научное объяснение памятников византийско-русской древности до XVIII в. За последнее время выдвинулись своими археологическими трудами покойный проф. Новороссийского университета Н. Ф. Красносельцев и проф. С.-Петербургской дух. [23-24] акад. Н. В. Покровский. Первому принадлежат следующие исследования: «Очерки из истории христианского храма. Выпуск первый. Архитектура и внутреннее расположение христианских храмов до Юстиниана»; «О происхождении христианского храма»; «Очерки древнего христианского искусства по памятникам подземного Рима», — исследование, представляющее общедоступное изложение сочинения Де-Росси «Roma sotterannea», «Барельефы древнехристианских саркофагов и их литургическое значение», «Древнехристианские усыпальницы в Риме»; «Церковная археология на русских археологических съездах» и др. Почти все перечисленные работы помещались в журнале «Православный Собеседник» в промежуток времени от 1874—87 г. Ученые работы Н. В. Покровского начались исследованием «Происхождение древнехристианской базилики», за ним следуют «Страшный суд в памятниках византийского и русского искусства», «Миниатюры Евангелия Гелатского монастыря XII в.»‚ «Стенные росписи в древних храмах греческих и русских», «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских», «Очерки памятников иконографии и искусства» (2-е изд. 1900 г.)‚ «Лицевой иконописный подлинник Антониева Сийского монастыря» I—V вып.; «О лицевом иконописном подлиннике и его значении для современного церковного искусства».