ЭСБЕ/Бунин, Иван Алексеевич

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Бунин (Иван Алексеевич) — талантливый поэт и беллетрист. Род. в 1870 г., в дворянской семье, Воронежской губ. Учился в Елецкой гимназии. С 1887 г. стал печатать стихотворения и рассказы в иллюстрированных и детских журналах, позднее в «Русск. Богатстве», «Мире Божием», «Новом Слове», «Жизни», «Неделе», «Вестн. Европы» и др. Отдельным изданием вышли: «Стихотворения» (Орел, 1891); «На край света» (СПб., 1897, рассказы); «Под открытым небом» (стихотворения для юношества, М., 1900); «Стихи и рассказы» (для юношества, М., 1900); «Рассказы» (для народа, СПб.); «Листопад» (стихотворения, изд. «Скорпиона», М., 1901). Товариществом «Знание» изд.: «Рассказы» (СПб., 1903), «Стихотворения» (СПб., 1903); перевод «Песни о Гайавате», Лонгфелло (СПб., 1903; перв. изд., 1896); перевод «Манфреда» Байрона (СПб., 1904). В «Правде» 1905 г. напечат. перев. байроновского «Каина». В 1903 г. Академия наук, на основании рецензии гр. Голенищева-Кутузова, присудила Б. за сборник «Листопад» половинную Пушкинскую премию. У Б. небольшое, но очень изящное и симпатичное дарование. Он поэт природы и тихой радости бытия, подернутой лишь изредка дымкою легкой и почти сладкой грусти, тихой мольбы о счастье, тихих воспоминаний о весне жизни. После Жуковского, который тоже происходил из рода Буниных, в нашей литературе еще не было поэта до такой степени примиренного со всем, что делается «в светлом Божьем мире», до такой степени убежденного, что миром править гармония и красота. С точки зрения мировой гармонии он и любит природу, радостное созерцание которой составляет основной мотив его поэзии: «Нет, не пейзаж влечет меня, не краски я стремлюсь подметить, а то, что в этих красках светит — любовь и радость бытия. Она повсюду разлита — в лазури неба, в птичьем пеньи, в снегах и вешнем дуновенья, — она везде, где красота. И упиваясь красотой, лишь в ней дыша полней и шире, я знаю — все живое в мире живет в одной любви со мной». «Ищу я в этом мире сочетанья прекрасного и вечного», — говорит он в другом месте и даже не хочет замечать никаких нарушений светлой гармонии бытия: «Божий мир люблю я — в вечной смене он живет и красотой цветет… Как поверить злобе иль измене? Темный час проходит и пройдет». Мысль о бренности всего земного нимало не ослабляет его радостной умиленности: проходит индивидуальное, но остается общее. На разные лады он в целом ряде стихотворений разрабатывает свою любимую мысль, что «смена» одних другими не расстраивает общую схему красоты и гармонии. «Покоряясь смене, одиноко мы уходим… Скоро догорит наш закат… Но день уже недалеко, он других улыбкой озарит. Кто в вечерний, грустный час ответит, для чего лелеял я мечты? Не затем ли, чтоб покорно встретить эту смену вечной красоты». Всякий диссонанс в радостном созерцании бытия он стремится устранить. Зайдя в костел, он недоволен тем, что в «громе органного хорала» слышится «скорбь и горе»: ведь с пришествием Христа в «мир печали» пришли другие слова, что «к счастью, к жизни призывали, к свету и любви»… Не нужно, поэтому, «скорбного стона»: «Дивен мир Твой! Расцветает он, Тобой согрет, в небесах Твоих сияет солнца вечный свет, гимн природы животворный льется к небесам: В ней Твой храм нерукотворный, Твой великий храм». Даже в эпитафии девушке, умершей невестою, находится место для полного примирения c ударами судьбы. Наступление Пасхи наполняет поэта уверенностью, что «лучи огнистые зари» «взойдут в красе желанной и возвестят с высот небес, что день настал обетованный, что Бог воистину воскрес». С суровостью зимы он примиряется в уверенности, что «зимние вьюги — предтечи весенние», что под внешне-суровым покровом «дремлет побегов и трав прозябание, сок животворных корней, жизнь зарождается в мраке таинственном». Самое крупное из стихотворений Б. — грациозные картины увядающей природы, «Листопад» — посвящено теме, казалось бы достаточно меланхоличной — осени; но и тут поэта не оставляют его обычные светлые настроения. Одно из самых симпатичных свойств поэзии Б. — простота и ясность как в чувствах его, так и в сфере его нарядной живописи. Мотивы описаний природы Б. всегда незатейливы и элементарны: зелень леса, аромат полей, лазурь неба, золото заката и т. д. Но в эти элементарные темы он влагает столько искреннего увлечения и свежести, что заражает и читателя. Все вычурное и даже просто сложное ему органически чуждо. Он пытался было проникнуться «новыми течениями» (презрение к толпе, какое-то особенное гордое одиночество и т. п.), но это прозвучало фальшиво и явно надуманно. В ряду переводов Б. ему отлично удалась передача идиллического эпоса Лонгфелло, но совсем не удалась передача мрачной мятежности Байрона.

В прозе Б. нужно выделить два наслоения. Он выступил в средине 1890-х гг. с картинками реальной жизни, а затем подпал было, как и в поэзии своей, под влияние «новых течений», давших ему весьма мало. Потуги на новизну выразились в ряде рассказов («Осенью», «Перевал», «Туман», «Новая дорога», «Новый год» и др.), в которых символизм часто переходит в аллегорию, а желание сосредоточиться на «настроениях» ведет к скуке и претенциозности. Впрочем, сам же Б. в рассказе «Без роду племени» правдиво очертил ту психологию неврастенического эгоизма, на почве которой развилось наше доморощенное декадентство. Гораздо ценнее символических рассказов Б. рассказы начальной его манеры, в которых, наряду со стремлением отразить реальную жизнь, ярко сказалось, что автор — поэт по преимуществу. Мы видим тут изящное письмо в тургеневском стиле. Тонко отразил Б. поэзию разрушающихся «дворянских гнезд» доброго старого времени; прекрасны рассказы его из народной жизни («Кастрюк», «На край света», «Скит», «Сосны» и др.), очень поэтичные и в то же время вполне жизненные. К числу лучших рассказов в реальном стиле принадлежит самое крупное по объему беллетристическое произведение Б.: «Тарантелла» — характерный эпизод из жизни погибающего от скуки народного учителя, все мечтавшего попасть в «хорошее» общество и от робости напивающегося до скандала, когда мечта его, наконец, осуществилась. Очень хороши также «Байбаки», на тему о печально доживающем свой век старом помещичьем быте. Захватывает Б. поэзия степи, курганов, народного религиозного порыва («На Донце»). Поэзия леса, полей и вообще природы, так ярко окрашивающая стихи Б., занимает очень выдающееся место и в рассказах его, часто переходящих в своего рода стихотворения в прозе.