ром. Впрочем, его никто не увидит, если я не буду им доволен. Затем, до свидания, целую тебя и Иоаннеса и Сашу. Вечно твой Мишель
Прибавление. Находя еще клочок бумаги, пишу о вещах, о которых забывал. Где теперь Садай Давидович? Когда я приехал в Россию, он был в Египте. Мне было поручено для передачи ему через Мелкой Каспаровича 250 р. с. и я с точностью это исполнил, и я не сомневаюсь, что он их получил и спрашиваю не потому, а только желаю знать о его здоровье и месте его нахождения. Ананий должен знать об нем, он москвич, к тому <же> был в Нижегородской ярмарке, где много бывает постоянно шемахинцев. Нет ли каких-нибудь литературных новостей на нашем языке, кроме эпидемий на журналы? Я уверен, что теперь хороший каконибудь журнал, а более всего, газета, политическая и литературная, имела бы полный успех, несмотря на все отчаяние всех до сих пор существовавших редакций. Надо говорить правду, что немалая доля вины падает на редакции в деле народного равнодушия к ним.
У меня есть теперь на уме обширный план, и я уже его обработал сколько возможно (конечно, мысленно) между тем до мельчайших подробностей,—написать «Опыт радикальной реформы нашего языка», изложить ход разложения древнего и образования нового и по возможности примирить две важнейшие ветви нового языка, положительно отречься от всех форм, неупотребляемых ныне живым голосом народа, исключая, конечно, слова иностранные—если народ употребляет без нужды и без разбора; изложить сравнительную грамматику нового языка на известных мне данных, из разных местностей, где находятся армяне и где их наречия имеют местный оттенок. После этого написать (тут же) опыт грамматики к руководству юношества во всех училищах, где только слышится армянское слово. Я знаю,
что миллионы армян в Турции жаждут этого. Ко мне неоднократно адресовались с этим предложением, но я не имел тогда времени заняться этим, теперь я готов к подобной, хотя и дерзкой, работе, но нужды нет, я положу начало, пусть другие довершат; всякое начало несовершенно. По моему предложению труд этот по объему будет, пожалуй, листов 15—20. И покуда новый гражданский язык не будет преподаваем в училищах, покуда главные ветви этого языка не будут приведены к одному знаменателю, до тех пор всякое литературное предприятие вязнет в
